Дорогая Ляля!
Шлю тебе большой привет и самые наилучшие пожелания!
Я не знаю, получила ли ты мои телеграммы, которые я посылал тебе из Днепропетровска, Одессы и Харькова, но я теперь уверен, а это самое главное, что ты получила мое письмо, которое я написал тебе после начала войны.
Дело в том, что только вчера я получил ту телеграмму, которую ты мне послала на старый адрес. Вышло так, что через три дня после того, как я послал тебе последнее письмо, я выехал из Киева в командировку. Находясь в ней, я и послал тебе три телеграммы из городов, которые я указал выше.
Меня очень волновал вопрос, как ты сдала экзамены, где ты будешь
работать. И в то же время я не мог тебе сообщить никакого адреса, так как жил, что называется, на колесах. И только вчера я узнал, что ты работаешь в Арзамасе, а не где-то далеко на Урале.
Вчера один парень, с которым я работал до войны, пришел ко мне и заявил, что принес мне такую вещь, которая меня очень обрадует. Я сразу догадался, что это письмо от тебя. И он не ошибся, твоя телеграмма доставила для меня огромнейшую радость. Ведь я так давно от тебя ничего не получал!
Милая Лена! Ты напиши мне обо всем большое письмо. Мой адрес теперь
следующий: Полевая почта 28-я, штаб Ю[го]-З[ападного] фронта, 3 отдел, мне.
Напиши, как твой отец. Ведь он, вероятно, мобилизован и, возможно, тоже находится в действующей армии.
А за меня, дорогая, не беспокойся. За эти два месяца живой работы, большей частью на воздухе, я даже поправился. А загорел, как черт. Не осталось и следов той усталости, которая была после болезни. Ну а насчет атрибутов войны тоже не очень беспокойся. Старинная пословица говорит: «Не каждая пуля в кожу да в кость».
Настроение у меня замечательное. Если бы мне еще увидеть тебя, тогда все было бы отлично. Но ничего не попишешь. Придется ждать конца войны. Эх, и заживем мы тогда с тобой! Правда ведь?
Ты прости, что я пишу карандашом и так плохо. Я сижу около палатки, на консервном ящике, а тетрадь на коленке. Потому так плохо и получается. Погода у нас стоит замечательная. Ни облачка и палящее солнце. Ночью тоже замечательно — целая туча комаров. При ярком солнце мне немного неудобно. Я такой сейчас грязный: гимнастерка моя побывала в таких местах, что она никак не могла сохранить свой девственный вид, а другие все в ровно. Но сейчас уже спускаются сумерки. Как неудобно жить без света! День, когда во всех наших
городах опять вспыхнет яркий свет, будет днем величайшего праздника. Не правда ли?
Милая Леночка! Я кончаю писать письмо. Но ты помни, что я все время мечтаю о тебе и хочу быть с тобой вместе. Ты напиши мне поскорее.
Предай от меня привет маме и Томе, и отцу, если он не уехал из Арзамаса.
Если же уехал, то в письме передай от меня большой привет.
До свидания, целую тебя много раз. Твой Андрей.
Еще раз большое и большое спасибо за замечательную телеграмму.

￫ глава 4

19 августа 1941 года

Письмо А.П. Мокринского Е.И. Моховой

28 ноября 1942 года

Письмо А.П. Мокринского Е.И. Моховой

Дорогая Ляля!
Сегодня я получил твое письмо от 29 октября. Я несказанно обрадовался твоему письму и спешу, так же как и всегда, написать тебе ответ. Это шестое письмо, полученное мною из тех, которые ты написала в октябре. На все предыдущие я тебе отвечал, не знаю только, дошли ли они еще до тебя. Для меня ведь самое важное, чтобы ты знала, что со мною, чтобы ты не беспокоилась, и грусть и тоска не лежала камнем на твоем дорогом для меня сердце.
В моей жизни сейчас произошли уже некоторые изменения. Я сейчас командую взводом, скоро уже присвоят звание среднего командира. Это лучше, так как я теперь смогу помогать своей семье. Здесь ведь денег девать некуда, а их много. Правда, ответственности больше и за людей и за матчасть. Но ребята у меня все хорошие, все почти из нашего училища. Вчера один из них погиб. Хороший был парень. Ну уж за него и дали мы фрицам. Долго им будут помниться наши точно метившиеся в цель гостинцы. Немца бьем во все лопатки. Скоро ему будет здесь такая же хана, как и под славным Сталинградом. Сейчас у вас уже, наверное, изрядные морозы. А здесь еще похоже на нашу осень. Только <неразборчиво> опустили поля своих шляп.
Лялечка! Послезавтра ведь день, когда я в прошлый год приехал к вам. Незабываемые дни. Повторятся ли они еще когда-нибудь. Конечно повторятся!
Лялечка! Я благодарен тебе за посылку. Но я еще ее не получил. Буду ждать. Ты пишешь, что мне нужно. Да пока ничего. Одет я тепло, кушаем здесь отлично, табаку вдоволь. А что еще русскому солдату нужно?
Лялечка, дальше пока писать не могу. Отрывают дела, то есть война. Жду твоих писем. Передай привет всем твоим родным.
Всегда твой, Андрей

￫ Письма Андрея Павловича Мокринского невесте Елене Ивановне Моховой

Андрей Павлович Мокринский родился 5 октября 1918 года в Ярославле. В 1936-м по окончании школы поступил в Московский университет на астрономическое
отделение. После второго курса был мобилизован и направлен в спецшколу НКВД в Москве. Работал в Московском Кремле. В мае 1940 года был командирован в
Киев сроком на один год. Его невеста, Елена Ивановна Мохова, в 1941 году заканчивала институт в Горьком (ныне — Нижний Новгород). В конце июля Андрей должен был приехать в отпуск, на 1–2 августа была назначена свадьба. Но война! Андрей был направлен в военную часть Юго-Западного фронта, которая летом 1941 года попала в окружение. После выхода из окружения Мокринский был
направлен в Ярославль в минометное училище. Проездом из Куйбышева в Ярославль он заезжал к своей невесте в Арзамас. Это была их последняя встреча.
После училища Андрей воевал на Кавказе. Письмо от 28 ноября 1942 года было последним. Андрей Павлович Мокринский погиб при артобстреле танковых
позиций, стоявших позади минометной батареи.
Елена Ивановна Мохова: «Когда мы расставались в декабре 1941 года, он сказал: "Никогда не верь, что меня нет". Вот я и живу с этой мыслью».